ИноСМИ
Различные подходы украинских и российских ученых по вопросу об интерпретации голода 1932-1933 гг. в СССР впервые обозначились 15 лет тому назад. Практически сразу вопрос из сугубо научного перерос в политический. В 2008 году, объявленном Годом памяти жертв голодомора, спор между политиками и учеными обеих стран по поводу этой трагической страницы нашего общего прошлого приобрел запредельные формы. Украинцам - гражданам Российской Федерации - не позволили провести мемориальную акцию 'Неугасимая свеча'. Возможно ли достичь взаимопонимания между сторонами? Что для этого нужно сделать? Формулируя свои ответы, не хочу стремиться к компромиссу. Цель ученого - показать прошлое таким, каким оно было.

Некоторые итоги года памяти

Главным итогом ушедшего года следует считать колоссальный массив новой информации о голодоморе. Беспрецедентной акцией является выход в свет национальной книги памяти жертв голодомора 1932-1933 годов на Украине. Украинский институт национальной памяти смог организовать издание 19 томов большого формата, каждый из которых содержит до тысячи страниц текста. Это - аналитические очерки, документы и фотодокументы, свидетельства очевидцев, мартиролог. В дополнение к национальной книге памяти изданы сборники документов, включая четырехтомник материалов комиссии американского Конгресса 'Великий голод на Украине 1932-1933 гг.', монографии и сборники статей, альбомы, воспоминания, популярные книги. Проведены научные конференции во многих городах Украины, в ряде крупнейших университетских центров Европы и Северной Америки. Организованы выставки документов на тему голодомора в стране и за рубежом. В Киеве сооружен впечатляющий памятник жертвам голода.

Тем не менее, не удалось (главным образом - из-за противодействия России) добиться от ООН признания голодомора геноцидом украинского народа. Не удалось убедить в этом и значительную часть граждан собственной страны. Более того... 17-24 декабря социологическая служба Центра Разумкова провела предновогодний опрос, который выявил масштабную аллергию общества по поводу голодомора. Выяснилось, что чествование жертв голодомора сочло событием национального масштаба лишь 3% опрошенных.

Подобная аллергия имеет рациональное объяснение. Нисколько не сомневаясь в том, что от голода погибли миллионы людей, общество отвергает политическое противостояние по этой проблеме, которое проявилось и внутри страны, и в отношениях с Россией. Что можно сделать в этой ситуации? Во-первых, предоставить свои аргументы и услышать аргументы противоположной стороны. Во-вторых, вынести на суд международной общественности глухоту тех, кто не желает слышать аргументов.

Главная тема спора

В украинско-российском споре вокруг голодомора можно выделить ключевую тему: наличие либо отсутствие принципиальных различий между украинским голодомором и общесоюзным голодом. Блокируя признание голодомора геноцидом украинского народа на международном уровне, Россия избрала путь отрицания региональных различий в общесоюзном голоде 1932-1933 гг.

В одной, даже весьма объемной газетной статье невозможно охарактеризовать все аспекты украинско-российского спора. Чтобы изложить позиции сторон и оценить их с научной точки зрения, необходимо представить читателю собственную систему умозаключений вместе с важнейшими фактами, на основе которых она выработана. Поэтому следует сделать выбор в пользу главной темы спора. Постараюсь показать, чем украинский голодомор отличался от общесоюзного голода.

Масштабы украинского голода

Институт истории Украины НАН Украины издал к 70-летию голодомора коллективный труд: 888 страниц большого формата и тетрадь иллюстраций в 48 страниц. Книгу мы повезли в Москву, чтобы обсудить ее с участием крупнейших российских специалистов по аграрной истории. 29 марта 2004 года обсуждение состоялось в Институте всеобщей истории РАН. Вердикт этих ученых был таким: украинский голод не отличается от общесоюзного. В.Данилов и И.Зеленин вслед за обсуждением поместили в журнале 'Отечественная история' статью, последний абзац которой звучал так: 'Если уж характеризовать голодомор 1932-1933 гг. как 'целенаправленный геноцид украинского крестьянства', на чем настаивали некоторые историки Украины, то надо иметь в виду, что это был геноцид в равной мере и российского крестьянства'.

Процитированное утверждение дорогого стоит. Ведь многие с порога отметают мысль о возможности геноцида советского народа, осуществлявшегося функционерами рабоче-крестьянской власти. Можно было бы ответить так: исследуйте то, что происходило в России, а мы сосредоточимся на сталинских репрессиях на Украине. Но такой ответ сугубо формальный, ибо голод 1932-1933 гг. - это часть нашей общей истории.

На первый взгляд кажется, что Украинская ССР и Российская Федерация пострадали в равной мере. По подсчетам, опубликованным в 2001 году австралийским демографом С.Уиткрофтом, вызванная голодом избыточная смертность в обеих республиках примерно одинакова: по 3,5 млн человек. ('Трагедия советской деревни', том 3, стр. 866-887). Сделанные в 2008 году расчеты Института демографии и социальных исследований НАНУ дают по Украине примерно такую же цифру прямых потерь. Совпадает эта цифра и с моими подсчетами, опубликованными еще в 1990 году. В анализе демографических величин, который требует специальных знаний, я тогда опирался на помощь работавшего в Гарвардском университете ученого, известного в мировой науке под псевдонимом Максудов (это был высланный из СССР диссидент Александр Баблнышев).

Но совпадение величины потерь в двух республиках - кажущееся. В состав Российской Федерации входили Кубанский округ Северо-Кавказского края и Казахская автономная республика, которые дают львиную долю жертв. Если украиноязычную Кубань отнести к Украине (в 20-е годы попытки воссоединения предпринимались, но оказались безуспешными), а Казахстан вынести за рамки Российской Федерации (в 1936 году он получил статус союзной республики, да и механизм голода у казахов специфический), то избыточная смертность в российских регионах будет исчисляться лишь сотнями тысяч. Сотни тысяч жертв - впору говорить о геноциде. Но понятно, что на миллионные потери Украины повлиял какой-то дополнительный фактор.

После обсуждения нашей монографии о голодоморе я покидал Москву с твердым намерением выяснить, почему украинские потери на порядок превосходят российские. Признаюсь, что знал: разница в потерях была результатом тщательно замаскированной чекистской акции, имевшей место только в УССР и на Кубани. Сомневался лишь в том, удастся ли доказать ее документально. Планируя самую зловещую в своей практике террористическую акцию, Сталин старался не оставлять следов.

Поставленной задаче пришлось посвятить многие годы. Научный поиск напоминал рутинную работу судебного следователя. Порой давно известные документы приобретали иной смысл, когда сопоставлялись со вновь обнаруженными. Работать в архивах почти не приходилось, в основном знакомился с источниками, которые в изобилии входили в научный оборот. Ведь темой голодомора уже занимались сотни краеведов, архивистов, ученых.

Первые результаты моей работы оперативно публиковались в газете 'День' (на основе этих статей была составлена книга в 'Библиотеке' газеты). В 2007-2008 гг. были опубликованы и другие книги. Появился аналитический очерк 'Как это было', которым открывается сводный том национальной книги памяти жертв голодомора 1932-1933 годов на Украине. Но самый короткий путь к читателю - как отечественному, так и международному - это публикация в газете 'День'. Присущая любой газете оперативность информации сочетается в ней с возможностью снабдить выводы достаточной доказательной базой.

Геноцид или не геноцид?

Украинская и российская стороны единодушны в том, что голод 1932-1933 гг. был вызван хлебозаготовками. Чтобы придти к такому выводу, достаточно просмотреть постоянно увеличивающийся (теперь уже и в России) объем литературы по этой тематике.

Убежден, что если постоянно и в унисон с россиянами говорить о хлебозаготовках, то украинская сторона не сможет убедить оппонентов в обоснованности своего суждения о геноциде. Хлебозаготовки действительно были причиной множества смертей от голода. Но очень трудно, а точнее - совсем невозможно доказать, что они применялись властью как метод целенаправленного уничтожения своих сограждан.

Известно, что первопричиной голода 20-х и 40-х годов был естественный катаклизм - засуха колоссальной силы. Известно и то, что в 1930-1933 гг. природные условия благоприятствовали хорошим урожаям. Когда руководство Компартии Украины разрешило публикацию документов о голоде 1932-1933 гг., оно должно было пояснить, в чем заключалась причина трагедии. В постановлении ЦК КПУ от 26 января 1990 года говорилось: 'Архивные материалы раскрывают, что непосредственной причиной голода в начале 30-х годов в республике стало принудительное, с широким применением репрессий, проведение губительной для крестьянства хлебозаготовительной политики'.

Государство заготовляло хлеб, чтобы накормить города и армию либо продать зерно за рубеж с целью получить валюту для закупки необходимого новостройкам пятилетки оборудования. Губительные для крестьян заготовки хлеба осуществлялись во всех зернопроизводящих регионах. Следствием становился голод в сельской местности этих регионов, а также среди городских потребителей, которым государство урезало хлебный паек либо вовсе снимало с централизованного снабжения.

Спору нет, голод может служить орудием геноцида. Но украинские политики, которые стремятся к международному признанию голодомора геноцидом, используют лишь один аргумент: на Украине от голода погибло существенно больше людей, нежели в России. Не надо обладать богатым воображением, чтобы представить себе реакцию противоположной стороны, когда этот бесспорно сильный аргумент обрастает конкретными цифрами. Ведь число погибших бездоказательно увеличивается до 10 млн человек и более. Почему-то многие политики отваживаются отодвинуть в сторону демографов и назвать взятые с потолка цифры. Это наивная позиция, если учесть, что демографическая статистика с 1989 года общедоступна, и расчетами избыточной смертности многие годы занимаются ученые в странах Запада.

Наши оппоненты в России признают разницу в избыточной смертности между УССР и соседними регионами. Но они озвучивают внешне убедительный контраргумент: 'УССР и Кубань - основные производители экспортного зерна; следовательно, именно поэтому и только поэтому хлебозаготовки здесь были особенно губительными'. Такое утверждение напоминает известную басню Н.Крылова 'Волк и ягненок': 'Ты виноват уж тем, что хочется мне кушать'. Но оно 'работает', коль скоро речь идет только об одном: геноцид или не геноцид? Если государство заботилось о снабжении хлебом городов или вывозило зерно за рубеж, то его можно обвинить лишь в преступном игнорировании насущных потребностей крестьян. Игнорирование приводило к массовой смерти от голода, но в этом контексте невозможно говорить об убийстве голодом как конечной цели хлебозаготовительной политики. Иными словами, в понимании российской стороны здесь нет геноцида.

А вот украинская сторона превосходно понимает, что хлебозаготовки можно использовать и для форсирования темпов индустриализации (кстати говоря - на той же Украине), и для подавления национально-освободительной борьбы. 'Костлявая рука голода' в сочетании с высокопарными декларациями о дружбе народов - хороший способ удержать имевшую внешние признаки государственности республику в силовом поле Кремля.

Итак, нам говорят о "ДнепроГЭСе" и "Магнитке", а мы цитируем строки из доверительного письма Сталина Кагановичу от 11 августа 1932 года: 'Если не возьмемся теперь же за выправление положения на Украине, Украину можем потерять... Повторяю - мы можем потерять Украину' (Сталин и Каганович. Переписка. 1931-1936 гг. М., 2001, с. 274). И что же дальше? Каждая сторона остается при своем мнении.

Сможем ли мы убедить российских политиков и ученых в том, что Сталин использовал хлебозаготовительную политику как форму террора голодом, направленного на удержание Украины в рамках Советского Союза? К сожалению, у нас нет возможности выявить критерии, которыми руководствовались в Кремле, когда разверстывали хлебозаготовительный план по регионам. Сталин не имел привычки мотивировать свои действия в письменном виде. Можно назвать лишь два вызванных особыми обстоятельствами случая, когда приоткрывалась окутывавшая его непроницаемая завеса: цитированное здесь письмо Л.Кагановичу от 11 августа 1932 года и знаменитое письмо М.Шолохову от 6 мая 1933 года с обвинениями донских хлеборобов в саботаже хлебозаготовок.

Таким образом, о карательной роли хлебозаготовок мы можем судить только по косвенным признакам. А действующим лицам той эпохи оставалось недоумевать, чем были вызваны 'перекосы' в планировании. Это недоумение можно проиллюстрировать примером. 6 июля 1932 года уполномоченный ГПУ по Новопсковскому району (Донецкая область) обратился к председателю ГПУ УССР с доносом, благодаря которому нам стал известен образ мыслей секретаря райпарткома Горшкова. Говоря о завышенном плане хлебозаготовок из урожая 1931 года, который получила УССР, Горшков заметил: 'Пусть бы ошиблись на десять-двадцать районов, это еще допустимо, но ошибаться в расчетах почти на все районы Украины - это что-то не то. Хотя бы написали нам коротко, с чем все это связано, а то прямо голову сломишь и не додумаешься, чем все это вызвано. Посмотришь на ЦЧО (Центральная Черноземная область в составе РСФСР, которая граничила с Украиной - Авт.), там полно хлеба, а у нас голодают'.

Бесспорно, что губительные заготовки хлеба из урожаев 1931 и 1932 гг. отняли жизнь у сотен тысяч крестьян как на Украине, так и в других зернопроизводящих регионах СССР. Хорошо бы вместе с российскими учеными поискать где-нибудь в президентском архиве РФ документальные доказательства того, что эти хлебозаготовки в определенное время и в определенных регионах использовались как орудие террора голодом. Но в настоящее время надо отказаться вплоть до выяснения всех обстоятельств от попыток характеризовать голод 1932-1933 гг. в СССР как геноцид.

Значит ли это, что следует отказаться от законодательно закрепленного у нас суждения о том, что голодомор является геноцидом украинского народа? Вовсе нет! Нужно научиться различать украинский голод первой половины 1932 года, который во всем похож на общесоюзный голод 1933 года, от голодомора, который протекал в первой половине 1933 года на фоне общесоюзного голода.

Датировать голодомор двумя годами, как это принято, вполне допустимо, но только потому, что сталинский режим применил не связанные напрямую с хлебозаготовками карательные меры уже в ноябре-декабре 1932 года в занесенных на 'черную доску' украинских селах. Эти же меры были применены в январе 1933 года на территории всей Украины, что привело к голодомору.

Станислав Кульчицкий
("День", Украина)