"Молодогвардеец"

Восемь месяцев работы над проектом «Депрессивные регионы Луганщины: проблемы и перспективы» позволили корреспондентам «Молодогвардейца» (и, надеемся, нашим читателям) ближе познакомиться с жизнью городов и районов Луганской области. В этом номере газеты – последние материалы на данную тему, а эта статья – попытка представить общие впечатления авторов от поездок по Луганщине

В целом, исходя из неопределенности критериев «депрессивности», к социально-экономическому положению дел в области можно подходить так же, как и к ситуации с наполовину наполненным стаканом воды – он то ли наполовину пуст, то ли наполовину полон. С одной стороны, на Луганщине существуют регионы, на первый взгляд явно депрессивные (речь идет в первую очередь о «подкошенных» программой реструктуризации угольной промышленности городах и поселках), но с другой стороны, в этих же регионах уже не наблюдается стойкого ухудшения экономических показателей – главного индикатора депрессивности. Даже наоборот, уже можно говорить о некотором промышленно-экономическом росте таких городов. Об этом, кстати, в своем интервью в рамках данного проекта заявил начальник главного управления экономики Луганской областной государственной администрации Альберт Зинченко: «Что касается шахтерских районов, где 5 – 10 лет назад произошло закрытие шахт, то можно сказать, что они свою депрессию уже прошли. В свое время они уже достигли уровня, ниже которого опускаться было некуда. И сегодня, если там более-менее профессиональные местные власти, которые смогли к себе привлечь инвестиции или какой-либо бизнес, то у них, несмотря на сильное отставание социально-экономических параметров от развитых городов области, депрессии нет. Там есть определенный прогресс».

На угольной промышленности области стоит остановиться отдельно. На Луганщине добывается более трети всего каменного угля Украины, здесь работают 56 шахт. Поскольку около трети экономики области приходится на угольную отрасль, то можно, пожалуй, говорить о том, что именно государственная программа реструктуризации угольной промышленности и внесла основной вклад в дело де­прессивности Луганщины (в дополнение к другим, общегосударственным, проблемам, с которыми столкнулись остальные области Украины). Точнее, конечно, не сама программа, а то, как она выполнялась.

Очевидно, что с переходом экономики страны на, так сказать, рыночные рельсы, угледобывающая и углеперерабатывающая промышленности нуждались в некоторой реформации. Прежде всего, наверное, в реформации государственного управления ими. В 1996-м году тогдашний президент Леонид Кучма издал Указ «О структурной перестройке угольной промышленности», положивший начало целой череде программ и концепций, которые то отменялись, то забывались, то корректировались. Главным же их практическим результатом стало закрытие шахт. Причем, кроме того, что иногда и вовсе беззаконное, так еще и без соответствующего финансирования. Проще говоря, в некоторых городах деньги выделялись только на физическое закрытие шахт. Трудно сказать, что было бы, если б проекты закрытия шахт финансировались полностью (а не на треть, как в большинстве случаев). Ведь государственная поддержка отрасли и так увеличивается год от года, однако особого улучшения на шахтах почему-то не наблюдается, и большая часть денег уходит как будто в песок (точнее говоря, расходуется или неэффективно, или на другие цели). Но, кажется, что хуже не стало бы точно.
Как бы там ни было, скоропостижное и массовое закрытие шахт (а в процессе ликвидации находятся почти что пять десятков предприятий) вызвало цепную реакцию – стали закрываться и предприятия, которые обслуживали работу шахт. Таким образом, кроме поселков, где шахта была единственным промышленным предприятием, пострадали и города, в которых находились производства, связанные в одну технологическую цепь угольной промышленности.

Кроме того, закрытие шахт без необходимого финансирования природоохранных мероприятий обернулись для некоторых городов и экологическими проблемами. Например, в Стахановском регионе (Стаханов, Брянка) значительные территории оказались подтопленными именно из-за закрытия группы шахт.

Закрытие промышленных предприятий (не только шахт, ведь по разным причинам останавливали свою работу и другие производства области) повлекло за собой массовую безработицу. Без работы остались десятки тысяч людей, часть которых выехала или в другие области, или за границу. Особенно заметны следы такой миграции в шахтерских поселках, в которых шахта была единственным местом, где можно было найти работу.

В целом причиной проявлений депрессивности Луганской области, вероятно, стала несбалансированная структура общего промышленного производства (экономические показатели области сильно зависят от работы всего лишь трех десятков предприятий), и однобокость производств в некоторых регионах. Выход из этого специалисты видят в диверсификации экономики, в том числе и с помощью привлечения инвестиций. При этом работа одного из инструментов для привлечения инвестиций – создание территории приоритетного развития (ТПР) – оценивается неоднозначно. По мнению того же Альберта Зинченко, создание ТПР именно в депрессивных регионах было ошибкой.

Если говорить о сельском хозяйстве, то от Луганской области, находящейся в зоне рискованного земледелия, в этой отрасли никто не ожидал какого-нибудь особенного прорыва. Однако обращает на себя внимание сокращение в несколько раз объемов производства сельхозпродукции по сравнению с совет­ским периодом. Что, вероятно, объясняется перестройкой работы сельскохозяйственных предприятий – расформированием крупных колхозов и совхозов, и преобразованием их в более мелкие хозяйства. Нынешней же главной проблемой жителей сельскохозяйственных районов, насколько можно было понять, являются низкие закупочные цены на продукцию (например, закупочные цены на молоко – ниже себестоимости производимого молока). Впрочем, в некоторых районах это является следствием неразвитости рынка, отсутствием конкуренции, монополизмом предприятий, скупающих сельхозпродукцию. Кроме того, все без исключения товаропроизводители жалуются на недостаточную государственную поддержку и нестабильную ценовую политику.

Что касается подходов местных властей к решению возникающих проблем, то большинство руководителей искали и продолжают искать помощи исключительно у правительства. Причем в последнее время это стремление почему-то все больше приобретает некоторые политиче­ские оттенки. Вообще, в некоторых городах стремление больше заниматься политикой (вместо своего прямого дела, по выражению классика – «чистки сараев») оказывает негативное влияние на деятельность органов местного самоуправления.

Народный депутат Украины Наталия Королевская: «Почему у нас стараются сначала убить предприятие, а потом продать?»

– Наталия Юрьевна, предлагая Вам обсудить тему угольной промышленности в нашей области, мы учитывали тот факт, что Вы были в свое время депутатом областного совета от Красного Луча – города, связанного с шахтами. Значит, и шахтерские проблемы Вам понятны. Сегодня Вы – народный депутат и имеете, видимо, больше возможностей посмотреть на сложившуюся ситуацию в целом. Ваше мнение?

- В Луганской области с 1995 года закрыто и подготовлено к закрытию всего 47 шахт. Балансовые запасы угля на этих шахтах составляли более 900 млн. тонн, причем из них более 250 - это те запасы, которые были экономически выгодно разрабатывать. Мы все прожили момент, когда сначала стахановскими методами строили шахты, а потом такими же стахановскими методами их закрывали. Сейчас, как мне кажется, исходя из ситуации, такими же стахановскими темпами хотят провести приватизацию оставшихся шахт. И сегодня, я считаю, шахтерские регионы Луганщины переживают черную полосу. Чтобы после возможной приватизации не сказали бы потом, что, оказывается, эта полоса была еще белой. По статистике более 30 000 людей остались без работы. Прибавьте сюда еще членов их семей, и вы получите картину того, сколько людей осталось за гранью выживания. Детские садики закрыты, школы тоже закрываются. Если где-то еще и работают, то приближаются к своему финалу. Учеников все меньше и меньше. И все это время власти дискутировали по вопросу закрытия школ. Приходилось с властью бороться. Там, где школы все-таки были закрыты, детей необходимо возить за 40-50 километров, а назвать транспортом то, на чем их возили невозможно. Плюс дороги. И так далее.

И высказывание одного из известных чиновников в отношении закрывающихся шахт, что, мол, не надо поливать пеньки, на фоне происходящего, свидетельствует о том, что за "пеньками" не увидели нормальных плодородных деревьев, которые надо было
немного полить, удобрить и продолжать растить дальше. На физическое закрытие шахт было потрачено более 1 миллиарда гривен, а на социальную сферу не выделено практически ничего. И вот этот "пеньковый" подход выбросил в итоге 30 тысяч людей на улицу и на сегодняшний день привел к катастрофической ситуации. Люди не работают, шахты закрыты, снабжение углем населения умирающих поселков происходит по остаточному принципу. "Углереструктуризация" как от сердца его отрывает, вода стала понятием мифическим, о том, что она может течь из кранов, давно забыли. Ситуация такова, что если линии электропередач не падают на головы, то еще жить можно. Но ведь это приведет к тому, что поселки скоро останутся еще и без света. Медицинское обслуживание невозможно даже комментировать - если в ФАПе есть шприц и аппарат для измерения давления, то это уже считается высшей стадией, если "Скорая" приезжает к человеку с инфарктом через четыре-пять часов, то это в поселке считается праздником. Да и только там, где
есть телефон, чтобы эту "Скорую" вызвали. В мою бытность депутатом облсовета мы стремились к тому, чтобы у жителей поселке была хотя бы одна телефонная трубка для экстренных случаев. Понятно, что подобные условия жизни людей - за гранью возможного. Самое печальное в том, что сегодня ничего не меняется. И надо помнить, что кроме серьезного изменения на рынке труда после увольнения тысяч шахтеров, после того, как часть их уехала, кто в Россию, кто в другие регионы Украины рухнуло и производство, напрямую связанное с шахтами - шахтостроительные управления, машзаводы, которые производили шахтное оборудование или ремонтировали его, электротехнические предприятия. Вот отсюда и общеэкономический результат.

– Чем же сегодня реально озабочены президент, правительство и Верховная Рада?

- Сегодня Кабмином, вроде бы разработаны два законопроекта "Об особенности приватизации шахт" и "О престижности шахтерского труда". Последний даже есть на сайте Кабмина. Не понятно только почему его до сих пор не подают в Верховную Раду. Этот законопроект, конечно, больше похож на набор социалистических лозунгов. Кроме того, там указано, что каждый, окончивший учебу обязан пять лет отработать на предприятии, а в противном случае, компенсировать стоимость своего обучения. Но давайте зададим правительству вопрос: "А вы условия для работы на шахтах создали?" Недавно мы были на шахте, отнюдь не самой плохой, и видели, что те же приборы-самоспасатели сделаны еще в 90-х годах. Это еще хорошо, что они вообще есть. Дорого
стоят? А сколько стоит человеческая жизнь? Так как сегодня, еще никогда не была нивелирована жизнь шахтеров. А оборудование, на котором работают шахты, больше напоминает металлолом. Не говоря уже о кадрах. Вырастить хорошего горного мастера можно за 15 лет. Где брать сегодня тех, кто сможет стать таким мастером?

Поселковые власти брошены на произвол судьбы - что можете, то и делайте. Шахта закрыта, и бюджетной статьи распределения средств нет. А значит, когда распределять больше нечего, никому это уже не надо.

– Руководители угольных предприятий часто жалуются, что закупочная цена на уголь ниже себестоимости добычи. Может быть, стоит эту закупочную цену увеличить?

- Дело в том, что себестоимость добычи угля на каждой шахте разная. А вот стоимость покупки этого угля - одинакова для всех. Получается принцип сообщающихся сосудов, когда деньги прибыльных шахт дотируют шахты убыточные. Нужен другой подход, и я говорила о таком подходе с господином Тулубом. Дело в том, что на Украине не так уж много шахт. Не такой уж сложно составить по каждой шахте бизнес-план, написать стратегию развития шахты с учетом ее особенностей. Более 1 миллиарда гривен было выделено на физическое закрытие шахт нашего региона. А затраты на социальную сферу, на выплату компенсаций, на закрытие детских садов и другое? Так что реальная сумма еще больше. А ведь, для того, чтобы в свое время восстановить нормальную работу шахт нужно было тогда всего 20 миллионов. И это совсем не дешевле создания нормального бизнес-плана развития, со сроками, суммами и прочими атрибутами нормального экономического подхода. Сегодняшний же подход выравнивания шахт по дотациям обрезает им возможность экономического развития. На "проедание" деньги выделяются, но до тех пор, пока очередной высокопоставленный чиновник не начнет рассуждать о бесперспективности "полива пеньков". Вот и находятся сегодня наши шахты в состоянии убыточно-дотационном. На некоторой части шахт проходит теневая приватизация, часть потихоньку готовят к закрытию.

– Что же можно и нужно сделать?

Если бы мы сегодня четко увидели бизнес-планы развития шахт с точкой роста, объемом инвестиций, поэтапным финансированием, можно было бы проводить нормальный отбор квалифицированных менеджеров, которые смогли бы взяться за осуществление этих
планов. И, главное, отвечать за каждую копейку. А когда мы видим трехступенчатый этап финансирования - министерство, чиновники министерства, местные власти - то понимаем, что до шахт доходит в лучшем случае половины выделенного. Остальное просто разворовывается. Вот такая постоянная коррупционная ситуация приводит к тому, что шахты все время находятся в депрессивном состоянии. А значит, и люди на них работающие. Давайте сравним шахту с человеком. Человек рождается, потом его нужно вырастить, воспитать, дать образование и только потом он начнет приносить обществу пользу. То же и с шахтами. У нас же шахты кормят-кормят, а образование дать забывают. Или на каком-то этапе перестают кормить. Итог понятен.
А это же ведь энергетическая безопасность страны,. И если мы сегодня не сделаем то, о чем я сказала выше, если мы не поставим под контроль расходы средств по каждой шахте, толку не будет. Вот я - народный депутат. Чтобы понять, сколько средств перечислено на ту или иную шахту, мне нужно отправить в разные инстанции массу запросов. Получить ответы, сравнить и т.д. Под что выделяются деньги, зачем - у нас это тайна, покрытая мраком. А как эти деньги потом тратят, узнать даже теоретически невозможно.

- Пока финансирование угольной отрасли будет по принципу: "А сколько нам надо? 3 миллиарда? Нет, лучше 5!", ситуация не поменяется. И министр, и его замы, да любой чиновник, должны нести персональную ответственность за свою подпись. Как на любом нормальном предприятии. Украл, пойди посиди. А у нас сегодня все "под столом". Тендеры плюс 10% отката и на том спасибо. Хорошо, что не больше. И так на всех этапах. И к этому все привыкли. Вот что страшно. Сам предприниматель рад, что с него берут отката всего 10%! Настолько прогнила наша система, настолько пропиталась коррупцией на всех уровнях, что пора уже принимать закон - победитель тендера, платит 10% отката. Чтобы 15% уже никто не просил.

– Так, может быть, проблема в механизме финансирования? И ее нужно менять?

- Не нужно изобретать велосипед. Во всем мире есть системы управления, в которых функции и ответственность четко и понятно расписаны. Не нужно думать, что угольная отрасль - это что-то уникальное и отличное от других отраслей экономики. Угольная отрасль - это не изобретение Украины. Почему угольная промышленность России прошла нормальную приватизацию, почему угольная промышленность Австралии прекрасно развивается, почему Польша начинает сегодня вкладывать деньги в развитие угольной промышленности и понимает, что за энергетической независимостью, пусть и частичной, - будущее. А в Украине с приходом каждого нового министра, ситуация только ухудшается. Необходимо же создавать вертикальную ответственность, с четким прозрачным механизмом прохождения денег, с четким и понятным принятием итоговых результатов. Главное, должно быть желание. Я думаю, на сегодняшний день такого желания нет. Есть желание замыливать глаза. В том числе, и такими вот законами о престижности шахтерского труда.

То же относится и к методам выведения из кризиса шахтерских поселков. Нужно четко понимать, какая у какого поселка перспектива, что можно привлечь, в каком направлении можно развиваться. У нас же нет даже зафиксировано законодательно статуса такого поселка. Понятие "депрессивная территория" весьма размыто. Да у нас пол Украины - депрессивная территория.

– Все же не совсем понятно, как практически выйти из этого положения?

- Я только все время слышу, что какая-то программа есть. Я спрашиваю Сергея Тулуба: "А нельзя ли познакомиться с этой программой поближе? Вы же хотите, чтобы оппозиция ваши инициативы поддерживала? Так давайте работать сообща. Есть письмо Юлии Тимошенко, с просьбой о том, чтобы меня включили в коллегию министерства угольной промышленности, чтобы наша фракция, таким образом, могла там присутствовать". Он говорит: "Да, конечно". Самое интересное, что в этом министерстве я ни разу не услышала слова "Нет". Все дело в том, что никто из министров не уверен, что просидит в своем кресле больше двух-трех месяцев. Приезды Тулуба в
Луганскую область мне напоминали предвыборную кампанию. Приехали, посмотрели благополучные места, помахали флагами, наобещали застроить шахтами всю область и уехали. О какой стратегии развития может идти речь?

– Сергей Тулуб в один из своих визитов к нам в область заявил, что есть программа оздоровления шахтерских поселков. Тех, где были закрыты шахты. Правда, он так и не смог ничего сказать конкретного – как, где, сколько и т.п. Вы о такой программе знаете?

- Ничего не будет до тех пор, пока не будет отдельной программы по решению социальных проблем поселков при закрытых шахтах, пока не будет законодательно закреплен за ними специальный статус, по которому идет совершенно другой механизм формирования бюджета, предоставление льгот и преференций. А пока реструктуризация идет себе потихонечку, ее никто ведь не отменял. Я же считаю, что закрывать можно лишь те шахты, где исчерпаны запасы угля.

– Так, может, приватизация – это выход?

- Нужно хорошо понимать, какая приватизация. Приватизировать или взять в аренду без ответственности и без обязанностей? Получим еще такие шахты как "Краснопольевская" в Брянке или "Новопавловская" в Красном Луче. Были прекрасные шахты, с отличным
потенциалом. Если бы туда пришел серьезный системный инвестор, эти шахты сегодня были бы лучшими в Украине. Но, к сожалению, перспективы наших инвесторов оцениваются размером того портфеля, который они приносит с собой. А не их деловой
репутацией, не гарантиями, бизнес-планами и так далее.

– А что можно сказать о примере «Краснодонуголя»?

- Ну, давайте поживем и увидим, что там и как будет складываться. На тот момент, я думаю, это был выход. Я же говорю, когда приходит системный инвестор, с обязательствами, тогда это другое дело. Приватизация не должна проводиться ради приватизации. Она должна проводиться в том числе и для решения социальных проблем, для улучшения условий труда и той перспективы, которая должна быть в итоге. Поэтому я и говорила о бизнес-планах развития шахт. Когда такой план есть, то от потенциального инвестора можно требовать конкретных обязательств. И чем больше денег он вложит в шахту, тем тяжелее ему будет впоследствии бросить ее, закрыть. Нужно всегда помнить, что шахты - это не только энергобезопасность, но и огромная
социальная ответственность. Приватизировать по социальному принципу - совсем не то же, что по экономическому. Я считаю, что приватизация шахт в Украине должна идти именно по принципу социальному.

- Это возможно?

- Конечно, возможно. Просто сегодня размер коррупции у нас превышает даже здравый смысл.

Заголовок

Заголовок

111... читать дальше >>>