Оперативная поставка новостей Луганска и Луганской области, шахтерского края, расположенного в восточной части Украины - Донбассе (Донецком бассейне).
Главные рекомендуемые рубрики: новости города Луганска и всей луганской области, общественная жизнь областного центра, деловые и торговые отношения бизнеса и услуг. новости Украины, России и всего мира,
новости всемирной сети интернет, новости шоу-бизнеса и жизни знаменитостей, интересные новости общества, видео новости.
1
Главное средство массовой информации о самом главном в жизни края.
Луганские новости
Луганские новости:
Уголь Донбасса: реформа – это всегда больно
Источник О необходимости реформы в госсекторе украинского углепрома в правительстве и профильном министерстве говорят не менее 10 лет, но дальше разговоров дело не идет.
Хотя свою экспертную помощь в реформировании госуглепрома Украине неоднократно предлагал и Всемирный банк. В Минэнергоугля, в свою очередь, регулярно пишут новые программы развития госшахт.
В итоге все они остаются на бумаге в виде благих намерений. "ОстроВ" ранее неоднократно отмечал, что нежелание чиновников переходить от теории к практике имеет коррупционный подтекст.
Прекращение господдержки угольной отрасли слишком многих оставит без прибавки к зарплате – размер которой может в сотни раз превышать официальный должностной оклад.
С другой стороны, есть и объективные причины, вынуждающие не спешить с реформированием. Потому что, как свидетельствует зарубежный опыт, на самом деле это очень болезненный процесс.
В начале апреля у донецкого губернатора Павла Жебривского в Краматорске побывал посетитель из немецкой компании Berlin Relations GmbH.
Он попросил губернатора обеспечить доступ на угольные шахты региона для изучения их реального состояния – как на государственные, так и на частные.
Мол, Berlin Relations на основании полученных данных подготовит проект по реформированию углепрома на примере крупнейшего промышленного региона Германии – Рура.
А начать, по словам представителя компании Рольфа Петри, следует с подготовки экспертного заключения о текущей ситуации на шахтах.
Думается, что на самом деле такая информация больше нужна немцам, так сказать, для внутреннего пользования.
Что же касается местных властей в лице облгосадминистраций и Минэнергоугля, то там и без Berlin Relations прекрасно знают о текущем состоянии шахт и об их перспективах.
Другое дело, что решимости действовать пока не наблюдается. Еще в ноябре 2015 П.Жебривский сообщал о планах объединить все угольные госшахты в Донецкой обл. на подконтрольной территории в одну компанию.
Но эти намерения остались нереализованными. Между тем опыт Рура, на который ссылался Р.Петри, как раз и способен охладить реформаторский пыл.
Закат Рура
Сейчас в это трудно поверить, но еще в середине XIX века каменный уголь в Германии добывали открытым способом – т.е. в разрезах.
По мере выработки близко залегающих пластов и роста потребностей промышленности происходил переход к типичному для Донбасса шахтному варианту.
Поскольку немецкий каменный уголь, сосредоточенный в Рурском бассейне (нынешние федеральные земли Северный Рейн - Вестфалия) отличается высоким качеством, его еще и активно экспортировали.
Проблемы у Рура начались после мирового кризиса 1957-1958 гг., поразившего в т.ч. и ФРГ. Он, во-первых, привел к серьезному падению промышленного производства.
Соответственно, уменьшились потребности в угле у энергетиков и металлургов, основных клиентах шахтеров.
Кроме того, как раз в тот период начинается активное развитие мировой нефтегазодобычи – что вело к уменьшению доли угля в энергобалансе ФРГ и других развитых стран.
Если в 1936 г. на территории Рурского бассейна добыто 117 млн т. каменного угля (буроугольные месторождения находятся в Восточной Германии), то в 1957-1959 гг. – порядка 125 млн т.
Это пиковые значения, после которых по вышеуказанным причинам начинается необратимый и постепенный спад. Это можно проследить и по снижению объемов экспорта.
В 1960 г. зарубежные поставки угля из ФРГ были на уровне 18 млн т., в 1980 – 12,7 млн т. Т.е. за 20 лет произошло падение экспорта на 30%.
Аналогично падала и добыча, т.к. немецкая промышленность и экономика после кризиса начали массово переходить на ресурсосберегающие и энергоэффективные технологии.
Кроме того, свою роль сыграло развитие мировой торговли – оно тоже бурно началось как раз в конце 1950-х гг.
В результате оказалось, что немецкий уголь, добытый на глубине 900 м. (сопоставимо с глубиной шахт Донбасса), не выдерживает конкуренции на внутреннем рынке с импортной продукцией из Польши, России и других стран.
К тому же на чем немцы не экономили, так это на безопасности угледобычи, с одновременным и постепенным ужесточением экологического законодательства.
Поэтому уголь Рура, образно говоря, стал золотым. И шахты начали закрываться, а число занятых в угольной отрасли сокращалось.
В 1957-1959 гг. в ФРГ насчитывалось 153 шахты, в которых работало свыше 600 тыс. чел.
К 1970 г. осталось 75 шахт. И это несмотря на то, что уже с 1964 г. правительству ФРГ пришлось ввести господдержку для национального углепрома.
Речь идет о тех самых дотациях, которые с 2000-х гг. является неотъемлемой частью государственной политики в угольной отрасли Украины.
Только у нас они выделяются на покрытие разницы в себестоимости добычи и отпускной цене угля, а в ФРГ деньги выплачивались в расчете на каждую недопроизведенную тонну по сравнению с предыдущим периодом.
Это позволяло избежать махинаций и хищений путем искусственного завышения себестоимости, но не решало проблемы немецкого углепрома глобально.
И к 1973 г. добыча опускается к 100 млн т., а в 1980 г. был взят новый рубеж: в стране остается 39 шахт.
Разумеется, в ходе реструктуризации "на плаву" остаются наиболее эффективные предприятия. Но со временем и они погружаются в убытки все глубже и в итоге закрываются.
По оценкам министерства экономики ФРГ, на господдержку немецких угольщиков до середины 2000-х суммарно ушла астрономическая сумма в пересчете на евро: порядка €180 млрд.
По другим данным, которые называли немецкие политики, поддержка одного рабочего места на шахтах обходится в €75 тыс. в год, а ежегодные дотации из федерального бюджета на эти цели - €2,5 млрд.
В этой связи логичным выглядит желание правительства избавиться от балласта. Поэтому в 1980-2002 гг. в отрасли начинается новый этап реформы.
Госшахты объединяют, крупнейшим объединением становится компания Ruhrkohle AG. За этот период число шахт уменьшилось до 8, к 2006 их осталось 6. Порядка 500 тыс. рабочих мест при этом было потеряно.
Вместо них правительству Германии удалось создать только 300 тыс. рабочих мест в рамках перепрофилирования региона под новые виды производств, создание логистических компаний, развитие промышленного туризма и т.д.
Т.е. 200 тыс. чел. в результате реформы остались не у дел и были вынуждены мигрировать из ставшего депрессивным региона в другие, более перспективные.
Так что даже в Германии, которая по праву может считаться образцом, реформа не была совсем уж безболезненной и сопровождалась мощными акциями протеста.
К примеру, если в общегерманской акции угольщиков в 1959 г. было задействовано около 60 тыс. чел., которые прошли из Бохума до Бонна маршем протеста, то в 1997 г. – 135 тыс. чел.
Тем не менее, глобально изменить позицию властей не удалось. И через 10 лет, в 2007, принимается новый закон, предусматривающий окончательное закрытие всех шахт в Германии до 2018 г.
Хотя профсоюзы и настаивали на сохранении хотя бы 2 наиболее крупных шахт в качестве источника энергетической безопасности.
Также не был услышан их аргумент о том, что потом, если по каким-то форс-мажорным причинам понадобится возобновить добычу, доступ к угольным пластам окажется закрыт и его придется пробивать заново, как при строительстве новой шахты.
С соответствующими затратами сил, времени и денег. Но решимость федерального правительства можно понять. В том же 2006 г. при рыночной цене €60/т. себестоимость добычи была €165.
Таким образом оказывается, что шахтная добыча угля – далеко не дешевое удовольствие и убыточна повсеместно, не только в Украине. И закрытие угольных шахт – глобальная тенденция.
Кроме Германии, они прекратили работу в Великобритании и частично в России. Такие же процессы идут в ЮАР и Китае. Часть шахт была закрыта в Польше в ходе экономических реформ 1990-2000-х гг.
Закрытие остальных – вопрос времени. До настоящего времени польские госшахты также получают господдержку и на то есть не только экономические причины.
Так, профсоюзы местных угольщиков очень активны в политике и поэтому их лояльность много значит для партий и отдельных лидеров, которые находятся у власти либо пытаются ею стать. Но есть одно "но".
В ходе парижской конференции по предотвращению глобальных изменений климата 12 декабря 2015 было подписано новое соглашение об обязательствах развитых стран сократить парниковые выбросы после 2020 г.
Документ призван заменить ныне действующий Киотский протокол. В рамках Парижского соглашения ЕС взял на себя очень высокие обязательства.
И теперь для их выполнения Еврокомиссия разработала новые экологические нормативы по атмосферным выбросам для промышленности и энергетики стран-членов ЕС.
Эти документы по сути являются приговором для польских тепловых электростанций – основных потребителях местного угля.
И это означает, что шахты здесь в итоге будут закрыты точно так же, как в Германии.
Ну а поскольку Украина не брала таких повышенных обязательств, как ЕС, у нее есть возможность сохранить угледобычу.
Украина – не Германия
В конце декабря 2015 г. в г. Марль на севере Рура власти закрыли угольную шахту Auguste Victoria, проработавшую 116 лет.
И сейчас в стране осталось всего 2 шахты, West и Saar, которые должны прекратить работу до 2018 г., т.е. совсем скоро.
Любопытная деталь: на Auguste Victoria работало 3 тыс. шахтеров, которые в последнее время добывали около 3 млн т. угля в год. На ГП "Макеевуголь" 20 тыс. шахтеров в 2012 г. выдали на-гора 2 млн т. угля.
Получается, что годовая производительность в Марле была 1 тыс. т./чел. против 100 т./чел. в Макеевке. Разница получается в 10(!) раз. И при этом "Макеевуголь" имело лучшие показатели среди всех гособъединений в Украине.
Т.е. даже если в Германии при такой потрясающей производительности шахтерского труда, обеспеченного высочайшим уровнем механизации, автоматизации и культуры производства, добыча угля убыточна, то в наших условиях она мегасуперубыточна.
И это даже без всяких коррупционных накруток на себестоимость, просто исходя из численности занятых в производстве, каждому из которых надо регулярно платить зарплату.
Также надо учитывать тот факт, что в Германии имеются колоссальные залежи бурого угля, добываемого дешевым открытым способом.
Поэтому хотя он имеет меньшую энергетическую ценность, использование на ТЭС и ТЭЦ оказывается более выгодно, чем каменного.
Только на трех буроугольных разрезах концерна RWE AG в р-не Юлиха в земле Северный Рейн - Вестфалия годовая производительность составляет порядка 100 млн т.
Этого достаточно для работы нескольких близлежащих ТЭЦ. Например, по итогам 2011 в Германии добыто 189 млн т. угля, в т.ч. каменного – только 12,1 млн т., или 6,4%.
Т.е. немцы имеют довольно серьезную альтернативу каменному углю в своем энергетическом балансе – и таким образом не ставят под угрозу свою энергетическую безопасность.
По итогам 2010 они импортировали 51 млн т. каменного угля, главным образом из РФ – 14, 23 млн т., или 28%. Но здесь опять же надо учитывать сразу 2 очень важных нюанса.
Нюанс №1 заключается в мощи немецкой экономики. Германия является одним из мировых лидеров в автомобильной и фармацевтической промышлености, в производстве товаров бытовой химии и легкой промышленности.
Страна экспортирует автомобили, лекарства, одежду, обувь и т.д. – т.е. продукцию с высокой добавленной стоимостью. И может позволить себе "не париться" с собственной сырьевой базой.
Готовые товары в любом случае стоят дороже, чем сырье, поэтому поступления валюты от экспорта в разы превышают затраты на импорт сырья, включая каменный уголь. В Украине ситуация совершено иная.
Мы сами экспортируем дешевое сырье. И в этих условиях переход на его импорт по какой-то отдельной позиции, например, по тому же углю, сразу пробивает ощутимую брешь в торговом балансе.
Которая потом закрывается за счет девальвации гривны со всеми вытекающими отсюда неприятными последствиями и о которых теперь уже все прекрасно знают.
Одним словом, Германия, отказавшись от шахтной добычи каменного угля, может себе позволить его импорт без негатива для свой экономики. Украина – нет.
Но даже если бы она и захотела это сделать, чтобы избавиться от необходимости ежегодно выделять миллиарды гривен на госуглепром - то все равно не смогла бы полностью заместить свою добычу.
Поскольку, в отличие от Германии, не обладает необходимыми перевалочными мощностями в морских и речных портах. И в этом заключается нюанс №2.
Т.е. даже если мы закупим несколько миллионов тонн угля для своих ТЭС, они туда просто не попадут. А строительство новых перевалочных терминалов в портах – удовольствие не из дешевых.
К примеру, стоимость строительства угольного терминала в латвийском порту Вентспилс с мощностью перевалки 11,2 млн т. в год составляет €130 млн.
Но в нашем случае эта цифра может оказаться намного больше из-за разницы в объемах необходимых дноуглубительных работ. И тут возникает вполне прозаический вопрос – кто заплатит за банкет?
Очереди из желающих инвестировать в Украину зарубежных компаний не было и в лучшие времена. Сейчас – тем более.
А если взвалить эту нагрузку на госбюджет, то возникает логичный вопрос – не лучше ли вложить эти деньги в развитие украинской угледобычи?
По крайней мере, у Минэнергоугля существуют выкладки, в соответствии с которыми при выходе на определенные объемы проходки и ввода новых лав добыча на ряде перспективных шахт становится не просто безубыточной – она сможет приносить прибыль государству.
Очевидно, что такую позицию разделяет и новый глава ведомства Игорь Насалик. Так, 23 апреля на заседании общественного совета при Минэнергоугле он подчеркнул, что огульное закрытие угольных шахт недопустимо.
И заверил в стремлении сохранить угольную отрасль по максимуму. Что исходя из вышеизложенного выглядит вполне логичным и обоснованным государственным решением.
О необходимости реформы в госсекторе украинского углепрома в правительстве и профильном министерстве говорят не менее 10 лет, но дальше разговоров дело не идет.