Источник
Целый букет признаний Владимира Путина в интервью для фильма о новом «покоренье Крыма», который сегодня показывают на канале «Россия-1» - вещь, я бы сказал, концептуальная. Или, точнее – поскольку во внешней политике принято говорить не о концепциях, а доктринах – вещь «доктринообразующая».

Путин, если говорить прямо, публично признается в том, что Россия считает себя в праве в определенных обстоятельствах осуществлять вооруженное вмешательства в дела других государств – потому что ничем иным, кроме как актом вооруженного вмешательства в дела другого государства, военную спецоперацию по спасению бывшего президента Януковича назвать нельзя.

На самом деле, в вооруженном вмешательстве Москвы в дела других стран ничего такого уж нового нет – в новейшей истории это случалось не раз: Венгрия-1956, Чехословакия-1968, Афганистан-1979, Литва-1991, Молдавия-1992, Грузия-2008…

Если говорить о спецоперациях, классический пример – события в Кабуле 27 декабря 1979 года, когда одновременно со вводом советских войск в Афганистан была проведена спецоперация по физической ликвидации тогдашнего президента Хафизуллы Амина и водворению на его место ставленника КГБ Бабрака Кармаля.

Но – внимание! -ни один кремлевский лидер, ни вскоре после этого, ни долгие годы спустя (даже во время горбачевской перестройки!) не признался публично, что так оно и было. Не взял на себя ответственность, не рассказал никаких подробностей: как принималось решение, как оно осуществлялось, что было потом.

А Путин про Украину, Януковича, Крым все это рассказывает - на камеру, для истории, можно сказать, граду и миру, и при этом, как мне кажется, бравирует этим, не побоюсь этого слова – куражится. Точно так же Путин публично признается в том, что был готов при определенных обстоятельствах применить ядерное оружие. А что еще может означать формулировка «привести в полную боевую готовность ядерные силы»? В делах вооруженных сил – спросите любого военного эксперта - образных выражений, метафор, гипербол и прочих образных выражений не бывает – за каждой формулировкой всегда стоит набор очень конкретных действий.

В тут тоже, как говорится, почувствуйте разницу – в 70-80-е годы, каковы ни были бы истинные цели и намерения тогдашних кремлевских вождей, какую внешнюю политику ни проводил бы в реальной жизни Советский Союз, официальная пропаганда без устали говорила о мире, о борьбе против угрозы ядерной войны, об ограничении стратегических наступательных вооружений, о замораживании ядерных арсеналов. Москва даже публично взяла на себя обязательство никогда, ни при каких – это пафосно называлось «торжественным обязательством СССР» - первой не применять ядерное оружие – об этом со специальным обращением к Генеральной Ассамблее ООН летом 1982 года выступил Брежнев. Интересно что, как рассказывал мне покойный Виктор Михайлович Суходрев, многолетний личный переводчик Брежнева, единственный свидетель его переговоров с глазу на глаз с американскими лидерами, покойный Леонид Ильич – как бы это не противоречило многому, что делалось Советским Союзом в реальной политике – искренне хотел разрядки напряженности в отношениях с Западом, боялся ядерного конфликта с США, новой мировой войны. В том числе из-за того, что война для него была не пустым словом, он видел ее не в кино, а пережил сам – как и другие тогдашние советские лидеры.

А нынешний кремлевский долгожитель, если называть вещи своими именами и при этом пользоваться терминологией тогдашних советских «трубадуров холодной войны», размахивает ядерной дубинкой.
Путин провозглашает новую доктрину России.

И то ли мы еще услышим, когда завтра, как обещают, Путин появится на людях, посвежевший, в очередной раз похорошевший почти до полной неузнаваемости и, разумеется, совершенно здоровый – национальный лидер же, ясен пень, болеть не может даже гриппом.

Только как бы остальному миру не расчихаться.