Источник
Украинская независимость свалилась на Донбасс "внезапно, без объявления войны", как говорилось в расхожей пропагандистской формуле по другому поводу.

Бытие определяет сознание, писал один философ, которого любили к месту и не к месту цитировать во мгновенно исчезнувшей стране. В регионе, где большинство жителей занято в непрерывном цикле производства, сегодня похоже на вчера, а завтра — на сегодня. Каждый день — "день сурка". Мысли о возможных переменах старательно прячутся от самого себя.

Страна бурлит, в Киеве происходит не пойми что. А здесь шахтерские профсоюзы бастуют и ведут вялотекущие переговоры с Михал Сергеичем.

И тут — на тебе!

Никто ничего не понимает. Но всем страшно. Ходят дикие слухи.

Август 91-го.

— А нас хоть обратно выпустят? Там же теперь граница? — пристает к железнодорожным служащим женщина, едущая к родственникам в Россию.

Те пожимают плечами. Женщина, вздохнув, подхватывает сумки и садится в вагон.

Пограничники в купе пока еще не заглядывают. Зато заглядывают неизвестно откуда взявшиеся торговцы всяким ширпотребом — первые вестники новой реальности.

…Торговать начинают все и всем. Пресловутый "дефицит" вдруг выплескивается из каких-то таинственных закромов полноводной рекой. Не менее бурным потоком течет импортный ширпотреб.

Стихийные рынки оккупируют все удобные места. Согнать их оттуда не удастся десятилетиями. Некоторых много позже будут выселять с помощью милицейского спецназа.

Отсутствие денег совершенно не мешает активной торговле. Кто не может заплатить — меняет. Под честное слово берутся огромные долги и заключаются сделки.

"Челноки" отправляются по заграницам. Везет не всем. Дядя Жора из соседнего двора возвращается небритым, похудевшим и оборванным. Бизнес не удался — он просидел два месяца в польской тюрьме за нелегальное пересечение границы.

Первая официальная вывеска с тризубом становится местной достопримечательностью. На нее ходят смотреть поодиночке и семьями. С таким же интересом, задрав головы, рассматривают желто-синий флаг…

…Первая зарплата новыми деньгами. Это становится лучшим доказательством того, что все меняется всерьез и надолго. Может, даже навсегда.

Где-то кто-то мечтал о независимости и боролся. Возможно, эти патриоты новорожденной страны могли смириться с трудностями переходного периода. Жители Донбасса, в силу своего консерватизма надеявшиеся до последнего, что все "рассосется", реалии независимости оценивали с чистого листа.

А реалии не радовали. Новые деньги сначала обесценились, а потом и вовсе исчезли. Долги по зарплате исчислялись месяцами. Потом — годами. Что заставляло людей все это время аккуратно ходить на работу? На работу, где ничего не платили, а с некоторых пор — даже не обещали?

Тем не менее, мужчины каждое утро вставали затемно, собирали куцый "тормозок" и дисциплинированно отправлялись в затихшие цеха. В этом ритуале было уже больше мистического, чем рационального. Иногда эта магия срабатывала — им "подбрасывали" продуктовые пайки из подшефного колхоза или половину зарплаты за третью неделю апреля позапрошлого года. Порой удавалось что-то украсть. Впрочем, красть скоро стало нечего.

Всем выдали ваучеры. Тут же собрали обратно с туманными пояснениями.

В качестве "культурной программы" иногда организованно свозят на митинги. Кто там говорит и о чем — не вполне понятно, но есть о чем поговорить во время затянувшейся производственной паузы. И еще там каждый раз называют виновных в задержках зарплат. Никаких последствий для виновных это, как правило, не несет. Для зарплат — тоже…

…Украину принято изображать в женском образе. И это правильно. Донецкие семьи в те дни спасали женщины. Неведомо как они ухитрялись кормить мужей, одевать и учить детей, помогать родителям, поддерживать уют в жилье…

…Уровень жизни тем временем падает почти до нулевой отметки. Заброшенная коммунальная инфраструктура некоторое время работает по инерции, а потом начинает сбоить. Горячую воду дают только по праздникам. Потом не дают вовсе.

Электричество регулярно отключается. Намеренно "в целях экономии" или из-за аварий — не понять. В полной темноте в двери стучит пьяный в доску сосед — жэковский электрик:

— Можно от вас позвонить?

Звонит. В свой ЖЭК. Обводит всех мутным взглядом:

— Сказали, что электрик придет завтра в первой половине дня.

Философски резюмирует:

— Самое интересное, что это я тот электрик, который придет завтра в первой половине дня. Только хрен я куда приду.

Он нашел свой способ борьбы с реальностью. Он пьет. Он такой не один, конечно. Многие пьют. Потому что не понимают, что творится и как быть.

…Непонимание происходящего рождало страх. Страх — агрессию. Общество переполнено безадресной злобой. Обидное слово, косой взгляд, спор за место в очереди — по любому поводу вспыхивают короткие, но жестокие и безобразные драки.

Невероятную популярность приобретает "блатная романтика". Криминальный сленг становится общеупотребительным: стрелки, терки, понятия, сходняки, поставить на счетчик.

Особенно сильно эта зараза затронула подростков. У многих в карманах самодельные кастеты, в рукавах — куски арматуры. Компании школьников организовывают подпольные бойцовские залы в подвалах многоэтажек и ходят на "разборки" между собой. Милицейские патрули от греха подальше разгоняют по домам любую замеченную группу молодежи…

…Многие по привычке перекрасились. Почти по классике — "опять власть поменялась". С теми же интонациями, с какими хвалили мудрость партии и ленинские идеалы, бывшие комсомольцы, замполиты, парторги, пропагандисты, примкнувшие к ним учительницы, библиотекарши и массовики-затейники из Дворцов культуры воспевали Украину и мужественных борцов за ее независимость.

Никто не смог бы сделать лучшей антирекламы новорожденной стране, чем эта когорта профессиональных лгунов. Недоверия и страха стало еще больше…

…Посреди этого бедлама появляются те, кому, в отличие от прочих, жить хорошо. Но недолго. Сначала это белозубые улыбчивые оптимисты, верующие в "переходный период" и self-made. Они в изобилии снабжают местный рынок невиданными ранее товарами — джинсами, электронными часами и калькуляторами, бытовой техникой, импортными телевизорами и игровыми приставками. Мечтают дорасти до крупных международных корпораций.

Но вскоре в среде обитания расплодившегося торгового планктона поселяются свои хищники. Вопреки стереотипам и анекдотам, они не шумные и не понтовитые. Нет, конечно, слухи о буйных загулах в узком кругу гуляют. Но на людях эти коротко стриженые парни в кожанках и спортивных штанах с "адиковскими" лампасами — хмурые и сосредоточенные. Смотрят по-волчьи, исподлобья. Говорят короткими увесистыми фразами.

Начинается передел. Гремят выстрелы и взрывы. Но чаще несговорчивые дельцы исчезают бесследно, а их выжившие бледные партнеры безропотно делятся бизнесом с "серьезными людьми".

Стрельба прекращается. Новые хозяева занимают свои кабинеты. Шахты и заводы снова запускаются. Не так, как раньше, но все же. Брезжит робкий лучик надежды на то, что кошмар закончился, и дальше можно будет как-то жить…

…Фантомные боли пережитого ужаса отзываются до сих пор. Ярая украинофобия здесь, к сожалению, не редкость. Но она не имеет никакого отношения ко дню сегодняшнему. Это память о том, что независимая Украина пришла на восток с нищетой, унижением и страхом.

Это следствие того, что тогда не нашлось никого, у кого хватило бы мудрости и смелости внятно объяснить — во имя чего весь этот кошмар? Возможно, потому, что и на самом верху философов с романтиками, способных увлечь других своей мечтой, быстро потеснили хваткие ребята, которым все было по барабану, кроме денег и власти.

На декабрьском референдуме необходимость голосования за независимость объяснили кратко: так надо. Но никто не ответил на логичный вопрос: "зачем?".

Страшные годы прошли, а непонимание — осталось. Отсюда и пресловутый раскол, на котором сделали политическую карьеру многие проходимцы.

Только в 2004-м публично прозвучал лозунг "Схід і Захід — разом!". К сожалению, на фоне прочего сказанного тогда он не был услышан и оценен.

Но, к счастью, за 22 года жители Донбасса приняли Украину как константу общественного бытия. Не полюбили, но признали. Сепаратизм и пророссийская риторика стали уделом маргинальных опереточных организаций.

В свете неприглядного прошлого — это лучшая из всех возможных стартовая позиция для поиска взаимопонимания между людьми, которые, следует надеяться, хотят преодолеть раскол и вообще планируют жить вместе в одной стране. В конце концов, двадцать два — это уже не подростковый максимализм с обидами и амбициями. Это возраст, в котором можно строить планы и ставить перед собой осмысленные цели.

Евгений Шибалов