"Зеркало Недели"
В прошлом году в московском издательстве «Европа» вышла книга известной исследовательницы Ирины Михутиной «Украинский Брестский мир. Путь выхода России из Первой мировой войны и анатомия конфликта между Совнаркомом РСФСР и правительством Украинской Центральной Рады». Совпадение с чествованием 90-летия событий революционной поры (а вместе с тем и со времени первых шагов украинской дипломатии), пожалуй, не случайно. Однако не менее важно то, что, независимо от юбилейной окраски, феномен Бреста, поведение украинской делегации, сущность принятых решений остаются чрезвычайно интересным материалом и для российских, и для украинских историков. В чем-то их взгляды сходны, однако во многих подходах и оценках есть немало и отличного, противоречивого, что лишний раз свидетельствует об актуальности, общественной значимости уроков прошлого опыта и обусловливает потребность в дополнительных усилиях по их воспроизведению и толкованию.

Случилось так, что с первых дней своего существования Укра­инская Народная Республика (УНР) попала в эпицентр мировой политики, стала одним из наиболее привлекательных объектов международной дипломатии. Повышенный интерес к Украине проявляли не только страны Ан­тан­ты, но и Четверного союза. Начав в Брест-Литовске переговоры с Советской Россией, Германия и Австро-Венгрия пристально следили за развитием событий в национальных регионах своего партнера. Противодействие установлению там власти советов, факты конфронтации с петроградским правительством послужили основанием для того, чтобы попытаться ограничить прерогативы российской делегации, заставить ее согласиться представлять не все государство в быв­ших имперских пределах, а «исключить» из нее Польшу, Украину, Белоруссию и Прибалтику.

Частично это вытекало из давнего стратегического намерения Германии и Австро-Венгрии развязать мировую войну, а частично из оценки ситуации в России, которая представлялась критической, благоприятной для давления на Совет Народных Комиссаров (СНК). Однако представители Советской России на переговорах, считаясь с реальным фактом возрождаемой польской государственности, соглашались исключить из сферы своего влияния и, соответственно, круга отстаиваемых интересов только Польшу.

Тогда центральноевропейские государства обратились непосредственно к руководству новых национально-государственных и территориально-административных образований на территории России, в том числе и УНР, с предложением направить своих представителей для участия в Брестской конференции. Цент­ральная Рада и Генеральный Секретариат, к тому времени неоднократно заявлявшие о намерении осуществлять международные отношения самостоятельно, а не через посредничество Советской России (якобы сигнализируя о готовности принять участие и в мирной конференции), положительно отреагировали на инициативы, исходившие из Бреста. Однако окончательное решение далось нелегко. В частности осознавалось, что для полноценного участия в переговорах нужна не только формальная, но и юридическая государственная независимость. А непреодолимая инерция политического мышления, неистребимая вера в федералистические идеалы не давали возможности решиться на серьезный шаг. Теплилась надежда и на мир с большевиками, с СНК — ведь двусторонняя дипломатическая активность по преодолению украинско-российского конфликта не снижалась. Вместе с тем тревожило то, что центральноевропейские государства, хорошо понимавшие сложность ситуации, с первых же контактов начали оказывать давление на Киев с тем, что­бы он официально провозгласил независимость УНР. Сначала это вызвало сопротивление части украинского провода. Так, на заседании Генерального Секретариата 26 декабря 1917 г. А.Шуль­гин, лишь тремя днями ранее возглавивший иностранное ведомст­во, говорил, что «незалежність нам підсовують німці і тому її не треба оповіщати», предлагал «помириться с большевиками». А сто­ронникам немедленного провозглашения независимости генеральный секретарь отвечал: «...Нім­ці признають незалежність України, але за це виторгують собі всі економічні впливи. З німецького боку насувається на нас велика небезпека. Треба спертися на всі живі сили Росії — нові республіки. Самостійність настрою мас не під­німе і армії нам не утворить. А одночасно прийдеться вести дужчу війну з Росією; в цій війні треба буде опертися на Германію, на її військову силу, а в результаті Ук­раїна буде окупірована Германією...».
Итак, по крайней мере часть лидеров Украинской революции, а среди них и председатель Гене­рального Секретариата — В.Винниченко (да и в определенной степени председатель Цент­ральной Рады М.Грушевский) реалистически видели перспективу. И если они делали ответственный выбор, то это вовсе не означает, что они были уверены в его правильности, но альтернативы не находили или не могли ее реализовать.

Нетрудно было предвидеть, что возможностей для маневров на переговорах у делегации УНР будет немного. Да и соответствующих кандидатов в делегацию (в силу полнейшего отсутствия дипло­матов хоть бы с каким-то профессиональным опытом, необходимым образованием) найти было невозможно. Поэтому на переговоры были отправлены преимущественно довольно молодые люди: В.Голубовичу (главе делегации) было 32 года, М.Левицкому — 37, М.Любинскому — 26, М.По­лозу (Полозову) — 27, Е.Севрюку — 24 года. Неудивительно, что, несмотря на все их потенциальные личностные черты, к моменту Брестской конференции они объек­тивно были мало подготовлены к прямому столкновению, жесткому противоборству с грандами европейской дипломатии.

С первого же дня участия посланцев УНР в Брестских переговорах возникли осложнения. Ес­ли Л.Троцкий сразу же, 28 декаб­ря 1917 г., заявил, что российское представительство «не видит никаких препятствий для участия украинской делегации» в мирных переговорах, то западные дипломаты начали дискуссию о статусе представителей Киева — является их делегация самостоятельной или прибыла в составе советской. Но когда Л.Троцкий узнал, что помимо официальных заседаний проходят тайные контакты украинцев с немцами и австрийцами, он начал интенсивные консультации по прямому проводу с Петроградом о необходимости скорректировать им же официально заявленную позицию. Объективно этого требовало и решение Народного Секретариата УССР о направлении в Брест Ю.Медведева, В.Затонского и В.Шахрая, которые должны были представлять Украину на переговорах в составе единой российской делегации. А поскольку
Л.Троцкий, известный своей склон­ностью к интриганству, вел собст­венную игру, по сути игнорируя правительственные инструкции, В.Ленин и И.Сталин вызвали его в Петроград. Заявление Л.Троц­кого о необходимости сделать паузу в работе конференции охотно поддержали представители других делегаций — у всех к тому времени накопилось немало вопросов для согласования с собственными правительствами.

Пригодился такой перерыв и украинской делегации. Дело в том, что в процессе переговоров все жестче проявлялась, так сказать, «протокольная» позиция стран Четверного союза: они не соглашались заключать договор с образованием, которое имело очень размытый статус и неясные перспективы — войдет оно или не войдет в несуществующую на тот момент федерацию, достигнет ли самостоятельности и тому подобное. И это не было только соблюдением формальностей. Германия и Австро-Венгрия вели себя очень прагматично: они стремились создать самые благоприятные условия «для достижения собственных интересов, прежде всего материальных, на «законных основаниях». Смотрели они и в будущее, стремясь изначально обеспечить выгоды своего международного положения в послевоенной Европе.

Опытные дипломаты в данном случае отвергали специфический для международного диалога стиль и требовали решить вопрос о независимости Украины. Так, немецкий генерал М.Гофман «говорил украинским делегатам, что если они хотят иметь формальное право заключить мир независимо от того, заключит ли его Советская Россия, то украинское правительство должно формально провозгласить полную независимость Украинской Респуб­лики».

Не случайно между докладом делегации в Малой Раде и окончательным решением о необходимости Четвертого Универсала была прямая логическая связь (хотя проблема государственного статуса Украины была многоаспектной и сложной). В этом же ключе — насущной необходимости вести независимую, самостоятельную внешнюю политику — выдержано и «Воззвание Генераль­ного Секретариата к народу Ук­раины о мирных переговорах» от
8 ян­варя 1918 года. Задачей немедленно заключить мирный договор (как первостепенным аргументом) мотивировал необходимость принять Универсал и председатель Центральной Рады М.Грушевский, когда подавал документ Малой Раде 11 января 1918 года.

Провозглашение Украинской Народной Республики «самостійною, ні від кого не залежною, вільною, суверенною державою українського народу» стало чрезвычайно важной вехой создания национального государства, открывало перед нацией качественно новые горизонты на международной арене. В Четвертом Универ­сале заявлялось: «Зо всіма сусідніми державами, як то: Росія, Польща, Австрія, Румунія, Туреччина та інші, ми хочемо жити в зго­ді й приязні, але ні одна з них не може втручатися в життя самостійної Української Респуб­ліки».

Однако закрепление в выс­шем акте нового статуса УНР состоялось в тот момент, когда она в буквальном смысле слова была в нескольких шагах от гибели. На Киев наступали войска советской Украины и советской России, и очень быстро выяснилось, что оказывать им эффективное сопротивление просто некому.

Поэтому параллельно с событиями в Киеве во время пребывания Л.Троцкого в Петрограде было решено попытаться добиться устранения делегации Цент­ральной Рады от переговоров в Бресте, а вместо этого договориться с западными партнерами об участии в конференции делегации советской Украины. Конечно, было понятно, что без осложнений осуществить этот план будет невозможно ввиду очевидной его невыгодности для стран Четверного союза. Однако расчет базировался на том, что они вынуждены будут реагировать на реалии — повсеместное распространение власти советов и сужение до минимума влияния Централь­ной Рады с явной перспективой ее исчезновения с политической арены вообще.

Естественно, что с возобновлением работы конференции в Бресте Л.Троцкий, А.Иоффе, Ю.Медведев да и другие советские представители целенаправленно, хотя и с применением дипломатических приемов, стремились реализовать намеченный СНК план. С этой целью они выдвигали различные условия, предостерегали — мол, делегация УНР должна была подписать договоры, которые будут согласованы то ли с правительством России, то ли с советской делегацией, и доказывали западным дипломатам, что подписывать мир с Цент­ральной Радой — все равно что иметь дело со «вчерашним днем», поскольку власти Генерального Секретариата в Украине фактически не существует и центральные государства рискуют в глазах всего мира оказаться в анекдотическом положении и т.п. Од­нако молодые посланцы УНР проявили незаурядную стойкость, методически отвергали домогательства российского наркома и его коллег, опровергая их аргументы.

Не меньшая выдержка, принципиальность и последовательность понадобились и в отношениях с германской и австро-венгерской делегациями. Их стремление заключить мир с Украиной обусловливалось не только невозможностью и в дальнейшем вести войну (практически все возможные ресурсы к тому времени были исчерпаны), но и насущной необходимостью получить хлеб, продовольствие, без которых взрывоопасная ситуация, сложившаяся в этих государствах, обещала довольно быстро стать критической. Для М.Грушевского — единственного государственного деятеля, инструктировавшего мир­ную делегацию, было понятно, что при таких обстоятельствах ловкие дипломаты центральноевропейских государств будут искать возможности добиться таких соглашений, при которых откровенно слабую в военно-политическом отношении УНР можно будет заставить «заплатить» за мир своими сырьевыми и продовольственными ресурсами. Одна­ко и украинцы должны воспользоваться затруднительным положением, в которое попали правительства Германии и особенно Австро-Венгрии, для осуществления давних украинских территориальных домогательств: воссоединить с Большой Украиной ее западные земли.

Следует отметить, что предводители украинского движения в Австро-Венгрии («Українська Парламентарна Репрезентація» и Народный Комитет) вели себя несколько двусмысленно. С одной стороны, они постоянно заявляли о желании воссоединить две ветви украинского народа, а с другой — сами же доказывали практическую нереальность осуществления таких стремлений в ближайшее время и согласны были удовлетвориться культурно-национальной автономией украинцев в составе Австро-Венгрии (старая идея «коронного края» — «кронланда»). Поэтому М.Грушевский, точно определив линию будущей границы между Польшей и Украиной на северо-востоке («дбаючи за кожне містечко, за кожне село з українським населенням»), считал, что при уступчивости Австро-Венгрии в конце концов можно будет, использовав все возможности на переговорах, согласиться и на упомянутый более умеренный вариант.

Но с первых же контактов (как официальных, так и частных) австро-германская сторона то с негодованием, то с насмешкой отвергала украинские предложения, высокомерно заявляя, что не допустит вмешательства в свои внутренние дела, ни за что не согласится на «территориальные аспекты», в частности никаких разговоров о Карпатской (Венгерской) Руси (Закарпатье) и слышать не хотела. Категори­чески отвергались предложения провести референдум в Галичине и на Буковине для выяснения настроений населения о его самоопределении. Признание независимой УНР ставилось в прямую зависимость от согласия Украины на границу, существовавшую меж­ду Россией и Австро-Венгрией к началу мировой войны.

Однако венское и берлинское правительства все настойчивее требовали от своих дипломатов не возвращаться с конференции без хлеба. Украинские же делегаты, хотя и сами были представителями страны, оказавшейся в крайне критическом положении, настаивали на своем.

Тогда, подтвердив 18 января 1918 г. специальным заявлением полномочия делегации Централь­ной Рады и официально признав УНР независимым государством, имеющим право самостоятельно заключать международные договоры, австро-германская сторона на сепаратном совещании с украинскими представителями оказала на них беспрецедентное давление. Министр иностранных дел Австро-Венгрии О.Чернин от лица обоих государств подчеркнул, что правительство УНР находится в безнадежном состоянии, а потому нужно немедленно подписать подготовленный проект договора. В нем содержались всего лишь три позиции: общая констатация завершения состояния войны; намерение установить дипломатические и консульские отношения между центральными государствами и УНР; обязательство УНР поставить центральным государствам 1 млн. тонн зерна и других пищевых продуктов. Остальные вопросы откладывались до специального согласования их правительствами.

На следующий день украинские дипломаты предложили свой контрпроект. В нем также было три пункта: граница в Холм­щине пролегает по этнографическому принципу; обязательство УНР предоставить центральным государствам зерно и сырье должно быть зафиксировано отдельным дополнительным соглашением; Австро-Венгрия обязана провести границу на основании этнографического раздела Галичины на Западную и Восточ­ную и образовать с Восточной Галичиной и Буковиной коронный край.

После официального ознакомления партнеров с этими условиями руководители австро-венгерской и немецкой делегаций О.Чернин и Р.Кюльман срочно выехали в Берлин на широкое совещание членов правительства обоих государств. На нем окончательно было решено «любой ценой заключить с Украиной мир и оказать ей военную помощь, если она сама ее попросит». По сути, было получено принципиальное согласие на вариант соглашения, предложенный украинской делегацией.

Но времени на внимательное редактирование итогового документа практически не было: из Украины поступали тревожные сообщения. Украинская делегация еще до полудня 26 января через специального курьера получила сведения, что Центральная Рада накануне оставила Киев, но скрыла информацию до подписания договора 27 января. Собствен­но, речь идет об Основном договоре и ряде дополнительных тайных протоколов, значение которых отнюдь не было второстепенным.

Основной текст договора удо­стоверял завершение состояния войны между Украинской Народной Республикой с одной стороны и Германией, Австро-Венг­рией, Болгарией, Османской империей — с другой, а также их желание жить в мире и дружбе. Стороны отказывались от взаимных территориальных и материальных претензий, обменивались военнопленными, обязывались наладить экономические отношения.

Договор, подписанный представителями УНР с центральными государствами, — это акт геополитического масштаба: он стал первым договором времен мировой войны, укротившим кровавое сумасшествие на гигантских пространствах с десятками миллионов населения. На дипломатическом фронте достигалось одно из стратегических заданий Украинской революции, что было вполне созвучно стремлениям народов воюющих стран, всего человечества. Вместе с тем патриотически-демократические силы получали еще один шанс продолжить, уже при решающей поддержке внешнеполитического фактора, процесс создания украинского государства, национального возрождения.

Вместе с тем, оценивая брестские соглашения, очень важно рассматривать все документы в комплексе. А в многочисленных спорах нужно избегать абстракций; вполне уместно прислушиваться к размышлениям непосредственных творцов важных исторических актов.

Так, уже 27 января 1918 года граф О.Чернин прислал в Вену сообщение чрезвычайной важности, в котором передано не только полное содержание достигнутых с УНР соглашений, но и смысловая расшифровка формул и их комбинаций, разгадать дальновидные последствия реализации которых украинским делегатам было крайне трудно.

Кстати, здесь постарался украинец М.Зализняк, который, не имея никаких официальных полномочий, с огромным энтузиазмом убеждал делегацию УНР согласиться с формулировкой, предложенной западными партнерами (дальнейшая его судьба свидетельствует, что выявленная активность была отнюдь не бескорыстной). В упомянутом докумен­те среди прочего говорилось о таком.

Граница между Австро-Венг­рией и Украиной остается такой же, какой она была до 1914 г. между Австро-Венгрией и Россией. Что же касается границы УНР с Польшей, то ее должна была позже установить смешанная комиссия «згідно з етнографічними відносинами і з оглядом на бажання населення». «Через відповідне представлення цієї думки перед громадянством буде спробувано заспокоїти теперішнє схвильовання польських кругів відкликом до цієї засади, що спирається на праві народів на самоозначення. Додаткова умо­ва: І. Евакуація окупованих областей Укр. Нар. Республіки, отже головно Волині й Холмщини, хоча має наступити безпроволочно після ратифікації мирового договору, але переведення цієї евакуації доручається комісії, яка по мовчазній згоді переводитиме цю евакуацію в пізнішому часі і поступнево. Ця угода дає нам змогу відкладати евакуацію на який схочемо час. Україна сама бажає, щоб окупація продовжилась ще довший час, бо вона не в силі перейняти на себе організацію краю»…

Антиукраинский подтекст подписанных в Бресте документов становится абсолютно очевидным, но представители УНР не смогли своевременно его «уловить». То же можно сказать и о другом положении. «В протоколі, який має бути держаний в таємниці, — говорит далее О.Чернин, — задокументовано, що Україна посідає надвишку збіжжа щонайменше в один мілійон тонн, яку вона має дати до розпорядження центральним дер­жавам, і що ми маємо допомогти в організації транспорту, при чім подумано про дуже далеко йдучу поміч через виставлення військового й технічного персоналу, так що постачання має опинитись в наших руках...»

Весьма красноречивыми являются следующие строки из письма высокопоставленного австрийского дипломата: «В звязку з цілим отсим мировим договором стоїть таємна декларація, якою обмінялися лиш я та українські делегати; в ній ми говоримо, що майбутні приязні відносини будуть скріплені тим, що польська, німецька і жидівська меншости на Україні та українське населення Австрії будуть забезпечені в їх культурному й національному розвою. Я зі свого боку приймаю до відома, що Ук­раїна вже видала закони в цім змислі; українські делегати приймають до відома, що Його Цісар­ська й Ко­ролевська Апостоль­ська Величність при вступі на престол і в тронній промові приобіцяв розбудову вже істнуючих в Австрії установ і що австрійське правительство після цього постановило не пізніше 20 липня с. року внести законопроект, згідно з яким «частини східної Галичини з переважаючим українським населенням мають бути відлучені від королівства Галичини і злучені з Буковиною в один коронний край», та що «австрійське правительство всіма способами, які стоять до його розпорядимости, буде старатись, щоб цей законопроект дістав силу закону».

Кажется, асимметрия здесь столь разительна, даже возмутительна, что не заметить различия (пропасти) между уже осуществленным, законодательно гарантированным и сомнительно обещанным и слишком проблематично достижимым не может никто, способный логически мыслить. Но и приведенное положение было одобрено.

В сущности, если дипломатический язык перевести на безжалостно-объективные оценки, то неопровержимой является данность: безвыходным положением провода УНР новоявленные партнеры воспользовались ловко и сполна. Каждое положение итоговых документов обусловливалось таким множеством предостережений, что при реалистическом взгляде на них становилось понятно: или Украина будет платить неадекватную цену за обещанную помощь, или ее грубо, унизительно обманут, как это было, например, с абсолютно невыполнимыми условиями, за что в пользу УНР вроде бы решались вопросы о Холмщине, Подляшье и Восточной Галичине.

Неопровержимым является и то, что если бы Германия и Авст­ро-Венгрия не получили очевидной экономической корысти (вероятно, стоит вспомнить, что на основе выработанного смешанного специальной экономической комиссией соглашения в апреле 1918 г. Украина должна была поста­вить Германии 400 млн. штук яиц, 2,75 млн. пудов мяса (в живом весе), 37,5 млн. тонн руды и еще много сырья), что давало возможность снять внутреннее напряжение в этих голодающих странах, то едва ли государства Четверного союза вообще подписа­ли бы какое-либо соглашение с УНР.

Австро-германская сторона под различными предлогами буквально отобрала у украинских дипломатов единственный экземпляр тайного договора о Галичине (передав его на хранение в Мини­стерство иностранных дел Германии) с тем, что, в случае несоблюдения Украиной условий поставок хлеба (а в то, что их можно выполнить, мог верить только абсолютно лишенный реализма политик) автоматически утратят силу все договоренности. Путем откровенного циничного шантажа Вена добилась существенного пересмотра тайного соглашения о Холмщине в пользу поляков, не особенно заботясь о грубом нарушении научно-этнографического принципа и не оставляя настойчивых попыток вообще «законно похоронить» все соглашение в части взятых перед украинцами обязательств.

Во многом некорректной оказалась конкретизация положений экономического договора: они пос­тоянно шли на грани срыва, поскольку западные делегации откровенно добивались односторонних преференций. Всячески уклоняясь от точной фиксации своих обязательств, они, существенным образом уменьшая объемы возможного экспорта в Украину, поставили украинской стороне требование подписать, а потом и выполнить условия, которые были заранее непропорциональными, проигрышными и в конечном итоге даже губительными для украинской экономики (а в принципе — часто просто нереаль­ными). Для достижения цели Берлин и Вена не останавливались перед беспардонной ревизией и фальсификацией «большого договора», подписанного в Бресте 27 января 1918 г. Недалеко от истины был А.Деникин, считающий, что в основу своей экономической политики Германия положила принцип: «...для данного момента — выкачивание из Украины по возможности наибольшего количества сырья, для чего был запрещен или усложнен товарообмен с соседями, даже с оккупированной немцами Белоруссией; на будущее — захват украинского рынка... овладение или подрыв украинской промышленности и искусственное образование значительной задолженности Украины».

Еще в ходе конференции развеялись надежды на приумножение украинских вооруженных сил за счет формирований из военнопленных, попавших в немецкие и австро-венгерские лагеря. На соответствующие просьбы представители правительств центральноевропейских государств ответили фактически отказом. Ссылаясь на технические трудности передислокации украинских войск для передачи их под провод Централь­ной Рады, они взамен добивались похода в Украину собственных регулярных вооруженных сил. Деле­гация УНР после надлежащих консультаций с правительст­вом, уже находившимся в Житомире, делала попытки договориться о том, чтобы немецкие войска дислоцировались только вдоль линии северной границы Украины. Но, имея реальную силу, австро-немецкая сторона не столько договаривалась, сколько диктовала свои условия. И поэтому без особых трудностей, воспользовавшись беспощадностью Централь­ной Рады, провела решения, в соответствии с которыми вооруженные силы Австро-Венгрии и Германии — как гарантия соблюдения других положений договора — должны были продвинуться в глубь Украины. Собственно, даже текст соответствующего документа — обращение Централь­ной Рады к правительствам Германии и Австро-Венгрии — выработала немецкая сторона, а украинскому представителю М.Любин­скому ничего не оставалось, как под­писать чужой текст. Д.Доро­шен­ко приводит убедительные аргументы в пользу вывода, что «сама збройна інтервенція… була вже наперед вирішена в Берліні ще перед підписанням мирового договору». И, не дожидаясь, пока украинские лидеры убедят собственный народ в целесообразности оккупации, начали 18 февраля 1918 г., по словам В.Винниченко, «військовий променад по Україні». Приблизительно 25-тысячное большевистское войско не могло рассчитывать на сколько-нибудь серьезное сопротивление хорошо организованным и вооруженным армиям, достигающим количества 500 тысяч бойцов. В апреле советская власть на всей территории Украины была уничтожена и восстановлена власть Центральной Рады.

Но между оккупационной администрацией и социалистически ориентированным украинским политическим руководством довольно быстро произошли серьезные разногласия, начавшие интенсивно перерастать в конфликты. Немцы и австрийцы на каждом шагу убеждались, что Цент­ральная Рада не только не помогает им реализовывать основную цель их присутствия в Украине — вывоз хлеба, но и мешает этому.

Так, в достаточно большом по объему реферате об австро-германской политике в Украине, подготовленном сотрудниками Ми­нистерства иностранных дел Германии, содержится немало циничных размышлений и выводов, но в целом документ очень близок к правдивому воспроизведению ситуации: «Щоб Рада через свої власні органи могла забезпечити доставку і транспорт продуктів, це річ зовсім виключена, бо вона зовсім не має правильної і певно працюючої організації. І це не може швидко перемінитися, бо Рада не має ні грошей, ні справного виконавчого апарату (військо, жандармерія, суд, поліція) в своїм розпорядженні і ми не можемо цеї недостачі заступити, як довго не закличемо сюди нових сил і взагалі не вийдемо за межи чисто військової окупації.

Поперед усього Раді стоїть поперек дороги її власна програма. Провідна думка соціял-революційної партії — це скасування приватної власности, конфіскація всіх приватних маєтків на користь держави з одного боку і рівночасно претензії до держави з боку кожної окремої одиниці на рівне й вистарчаюче забезпечення — з другого боку. В результаті, натурально, повний застій всякої продукційної господарської діяльності».

Неудивительно, что австро-германские военные верхи, откровенно пренебрегая действующей украинской властью, поставили перед собой цель сменить ее, что привело к государственному перевороту 29 апреля 1918 г., ликвидации УНР и приходу к власти гетмана П.Скоропадского.

Следовательно, первая широкомасштабная внешнеполитическая акция Украинской Народной Республики — участие в Брестской мирной конференции — ознаменовалась преобразованием только что возрожденного национального государства в полноправный субъект международных отношений, практически мгновенным европейским признанием. Но достигнутый на конференции успех — заключение мирного договора — придал настолько зловещую роль внешнеполитическому фактору, что именно он стал решающим в гибели того же государст­ва, прервал республиканско-демократический этап Украинской революции, поставил нацию перед необходимостью преодолевать новые испытания.

Валерий СОЛДАТЕНКО
(член-корреспондент НАН Украины)

Заголовок

Заголовок

111... читать дальше >>>