ForUm
«Понимаешь, интервью — это не исповедь, — Алла Пугачёва устало присаживается на диван в своей гостиной и закуривает сигарету. — А поскольку я человек честный, врать не могу да и не хочу, поэтому редко общаюсь с прессой».

Действительно, уговорить примадонну на интервью — это большая удача. Перед тем как включить диктофон, я подарил примадонне книгу одного из супермодных французских писателей.

— Спасибо. Кстати, в последнее время читаю книги только по рекомендациям. Недавно осилила «Охоту на овец» Харуки Мураками. Этот роман мне так напомнил времена моей юности, когда тянуло к мистике, философии. Мне понятно, что хотел сказать Мураками, или, например, Коэльо, написавший «Алхимика», или автор романа «Чайка по имени Джонатан Ливингстон» (Ричард Бах. — Прим. ред.). Эта литература для молодёжи, которая только начинает анализировать, копаться в себе и в жизни. Иногда я перекидываюсь на эту литературу, чтобы почувствовать себя на исходных позициях.

— Вас не терзают сомнения по поводу того, что ваше поколение в детстве не те книги читало, не ту музыку слушало, не те фильмы смотрело?

— Мы как раз ТЕ книги читали. Очень жалко, что нынешнее молодое поколение не читает ТЕХ. С одной стороны, они делают свою жизнь, может быть, более легкомысленной, потому что не знают ничего, например, о войне. Но я отдаю себе отчёт, что этим 12- или 13-летним ребятам не постичь сути той страшной трагедии. И не надо. Давайте за них порадуемся. Пусть живут иной жизнью, слушают более легкомысленную музыку, читают более легкомысленные книги. Легко мыслить — это не так уж плохо.

«Опера — не моё искусство»
— Да и эстрада считается более легкомысленным жанром по сравнению с оперным искусством. Это справедливо, по-вашему?

— Конечно, меня завораживает та лёгкость, с которой, например, Доминго, Каррерас или Паваротти берут сложные ноты. Я преклоняюсь перед такими голосами. А мы на эстраде всё-таки искусственно сделанные какие-то. Чего там говорить — и Бернес был совсем без голоса, и Утёсов, но за душу брали. А оперное пение, как мне кажется, это больше демонстрация природных голосовых данных. И поют оперные певцы всё время одно и то же. А мы не можем себе этого позволить.

— Вы ведь так и не попробовали себя в опере. Диапазон голоса не позволяет или это принципиальное решение?

— Когда я пела арию из «Хованщины» «Исходила младшенька все луга и болота», то многие оперные певицы говорили восхищённо: «О, да!» Но ты прав — это принципиально не моё искусство. В жанре эстрады можно петь любым голосом, а в опере — только хорошим и поставленным. Вот это ограничение меня и не устраивает. Хотя чувствую, что мне уже нужен другой язык общения с людьми.

— Что вы имеете в виду?

— Я себе поставила задачу, что буду петь только до шестидесяти лет.

— Почему именно до 60?

— Хватит уже…

— А вдруг зуд творческий не будет давать вам покоя и после 60?

— Зуд можно облегчить чём-нибудь другим (смеётся). И в кино, и в театре. Но именно эстрадное пение я могу закончить и завтра, и через месяц, и через год. Но до 60 максимум — и прекращу этим заниматься. Потому что не хочу, просто НЕ ХОЧУ больше в этом себя показывать. Я себе и другим уже доказала, что могу в жанре эстрады всё.

— Не тяжеловато с таким багажом переходить в другую область искусства? Вот вы тут перед нашим интервью распекали телевизионщиков и говорили, что вы нетелегеничны.

— Я просто не люблю телевидение, с которым мне приходится всю жизнь рука об руку идти. Я киногенична — да, но не телегенична. Блин, каждый раз сидишь красивая, замечательная, потом смотришь то, что получается в результате съёмки, и думаешь: «Ну что же это такое?!» В моём случае много зависит от света. И потом эти вопросы: «А скажите…» А что я тебе скажу?

— Откройте тайну: как и где будете ставить жирную точку в карьере эстрадной примадонны?

— Какая разница? Кто сказал, что это нужно делать в Москве или в Питере? Можно, конечно, что-нибудь придумать, но думаю, что уйду по-английски… Все поймут, что я ушла. Или могу сказать «спасибо» с экрана. Но я не обязана делать прощальный концерт и целовать сцену! Ничего подобного. Я не со слезами уйду, а радостно и весело. И совсем не собираюсь умирать на сцене (смеётся).

«Песню года» — в народные массы
— Но пока вы не ушли, у зрителей есть возможность увидеть вас в «Песне года», для которой вы придумали новую концепцию.

— Хочу, чтобы она превратилась в народную программу. Поскольку я сейчас не делаю «Рождественские встречи», то мне хочется внести в «Песню года» элемент какого-то шоу, а не просто — вышел, объявил: «Вот вам лучшая песня».

— Отталкиваться будете от артистов или от песен?

— От песен.

— Вас уже сложно чем-то удивить или есть такие артисты?

— Почему же сложно? Меня, например, каждый раз удивляет Костя Меладзе. Талантливый человек, уж не говорю про его брата Валеру. Радуют Тина Кароль и Дима Билан, кстати, впервые о себе заявившие на «Новой волне» в Юрмале. Радует и собственная дочь Кристина, которая, может быть, не поёт какие-то прям уж народные хиты, но делает очень качественную поп-музыку. Мне нравятся и совсем дебютанты, такие как Ёлка. В прошлом году она открылась, а в этом у неё ещё одна хорошая песня появилась. Не могу не пригласить «Океан Эльзы», поскольку обожаю эту группу.

К сожалению, из-за напряжённых отношений между Первым каналом и Игорем Крутым многих артистов позвать не могу.

Хотя считаю, что в «Песню года» должны быть делегированы песни от Первого канала (из таких программ, как «Новые песни о главном», «Золотой граммофон»), от «Русского радио», от МТV и т. д. Тогда эти распри забудутся. Мы постараемся собрать максимально объективную информацию с радиостанций, при помощи sms-голосования и анкет, опубликованных у вас в «Аргументах и фактах».

— А если выбор народа не совпадёт с вашим?

— Мне может не нравиться какое-то произведение, но, если на него есть спрос, оно обязательно попадёт в «Песню года». Люди всё хорошо понимают и подсказывают, их не обманешь.

— Но ведь часто радиостанции и телеканалы просто навязывают того или иного исполнителя, активно раскручивая его в своём эфире.

— Я опытный человек и могу понять, какую песню навязали, а какая действительно достойна. Тут уже я приложу свою руку и включу профессиональное чутьё.

— Игорь Крутой как-то заявил, что у Филиппа Киркорова нет ярких песен и поэтому его не было среди участников «Новой волны»…

— И я Филиппу говорила, что в том состоянии, в котором он находился тогда, количеством песен брать нельзя. Когда есть хорошая песня, её сами просят. Зачем лишний раз показываться, тем более такой яркой личности, как Филипп? Это был всего лишь дружеский совет и от Крутого, и от меня. Сейчас у Филиппа появилась песня — и ради бога. Почему нет?

— Филипп, как человек очень ранимый, мог обидеться.

— Неправильно обижаться на дружеские советы. Надо слушать тех людей, которые говорят тебе правду. А просто, распустив хвост с перьями, бежать на сцену, мол, вот у меня тут ещё и фейерверк есть, — это глупо. А поскольку я к нему отношусь очень трепетно, он мне родной человек уж сколько лет, то я ему плохого не посоветую.

— Если он такой родной, то зачем же вы развелись с ним? Получается, что в ваших отношениях ничего не изменилось?

— Действительно, ничего не изменилось. Он мне по-прежнему родной. Зачем надо было вообще жениться? Вот мы эту ошибку и исправили.

— Вы просто захотели разделить хозяйство и финансовые счета?

— Дело в том, что Филипп такой человек. Если при всей «эклерости», «какаости», «фейерверкости» и изрядной доли творческой наглости он ещё и официальный муж Аллы Пугачёвой, его забрасывает ТАК, что я, как настоящий друг, сказала ему: «Нет теперь у тебя штампа в паспорте. Так что будь скромнее». Многие говорят, что мы из-за денег с ним развелись. Господи, какая глупость. Просто он создан для того, чтобы быть такой одинокой яркой птицей. И посмотри — у него и новые песни появились, и сборы хорошие. Так что я всё правильно сделала. Правда, поёт он всё больше о потере любви. Это уже перебор, честно говоря. Поэтому могу посоветовать ему лишний раз, чтобы он радовался жизни.

— В числе лидеров по концертным сборам прокатчики называют и вашу дочь Кристину. Что тому причина — гены или всё-таки трудовое усердие? Ведь, прямо скажем, изначально Кристина пела хуже, чем сегодня.

— Просто раньше она пела субтоном (пение с придыханием. — Прим. авт.), как теперь многие на эстраде. Пресняков на неё давил и говорил, что так петь модно и очень музыкально. Но тогда это казалось безголосицей. А сейчас-то она уже всем доказала, что умеет петь. Знаешь, почему у неё везде аншлаги? Потому что она нигде никого не обманула. Приехала первый раз в какой-нибудь город, и зрители пришли на неё из интереса: мол, дочка Пугачёвой поёт. Она не обманула их ожиданий. Поэтому может и десять раз приехать в один и тот же город.

Меня восприняли как мать Терезу
— Вам хотя бы яснее стали процессы, происходящие в стране, с тех пор как вы стали работать в Общественной палате?

— Даже сложнее стало понимать. Я как раз сильно-то и не хочу в этом разбираться. Наоборот, хочу остаться немножко отстранённым человеком, чтобы могла ездить, смотреть и вносить в это дело народную ноту от людей, не разбирающихся ни в стратегии развития страны, ни (берёт со стола брошюрку. — Прим. авт.) в «мониторинге законодательного процесса в России». Сидит человек дома. Картошки купил на последние деньги и думает: «Покупать кефир или нет? Или лучше на завтра эти деньги оставить, а то не на что будет тапочки купить». Я хочу смотреть на эту работу нормальными человеческими глазами… А что получилось вначале? Как только я появилась в Общественной палате, то тут же заболела. Стала получать мешки писем с просьбами: «Дайте денег». Меня восприняли как мать Терезу, которая сейчас побежит всем деньги раздавать. Мы пытались с моей помощницей Ольгой это делать, но сколько было авантюристов, аферистов! У меня просто руки опустились.

«Россия показала кулаки»
— Как вы отнеслись к обострению российско-грузинских отношений? Нет ощущения, что в ближайшем будущем у нас может повториться Кондопога, только в масштабах всей страны?

— Есть тревога. Знаешь, в семье всякое бывает. А мы всё-таки долгое время были одной семьёй. Кто-то ушёл из семьи, кто-то остался, кто-то вернулся. Умение сохранять хорошие отношения — удел высочайшей дипломатии. И конечно, у власти должны быть люди, которые этими способностями обладают. Чего там говорить, русский человек всегда будет по-доброму относиться и к Грузии, и к Латвии, и к Литве. Но добро, конечно, должно быть с кулаками. Об этом забыли, что русские тоже могут постоять за свою честь и достоинство.

— Да уж, мы показали кулаки…

— Показали (смеётся). Махать кулаками — это ещё не ударить. Но хотя бы так.

— А инициативу властей вывести игорные заведения за черту города, построить казино на отшибе вы как восприняли?

— На отшибе однажды Лас-Вегас построили. Так что для казино это не помеха. Есть хорошие клубы в Москве, где можно прекрасно провести время. Это, конечно, дорогое удовольствие. Но некоторые я бы оставила. Хотя делать из Москвы сплошной игровой мешок нельзя. Несмотря на то что я сама любительница походить по казино, когда есть возможность, да ещё и не на свои (смеётся). Я, правда, играю не в рулетку и не в карты, а только на автоматиках.

— «Одноруких бандитах»?

— Я их называю «мультики». То, чего в детстве мне недоставало (я всё время училась, потом работала), сейчас навёрстываю, доигрываю. Да и то уже поднадоело. Давно туда не хожу.

Зарабатываю на чёрный день
— В материальном плане вам сегодня легче живётся?

— Раньше стабильнее было. Вот этой стабильности мне сегодня не хватает. Я, может быть, давно ушла бы со сцены, но меня тревожит вопрос: «А на что я буду жить?» Пока не заработала себе на чёрный день. Да, я хорошо пою, люди на моих концертах довольны — плачут, радуются, стоя аплодируют. Но иногда прямо со сцены я говорю им: «Спасибо, кормильцы мои». Единственное, что я сейчас пытаюсь сделать, — это заработать на то, чтобы жить. Благо, у меня есть такая возможность, а у скольких людей её нет.

А в советские времена всё было стабильно. Я знала, что много не получу. Но была уверенность, что, если должна получить 15-го числа каждого месяца, значит, получу. Я знала, сколько стоит сметана. А сейчас и не знаю: здесь одна цена, там — другая, там — третья.

— Всё равно с вашим положением и популярностью вы бы, наверно, могли уже не ездить в такие отдалённые города, как Владивосток. Тем более что тяжело переносите самолёты.

— Тяжело переношу. Как это ни странно, в Приморье я ехала на поезде. Но мы так спланировали гастрольный маршрут, что останавливались в городах по пути, и я выходила из вагона, пока мы потихонечку ползли во Владивосток. Оттуда, правда, пришлось лететь в Южно-Сахалинск. Понимаешь, в чём дело, для меня нет мелких городов и мелких людишек, ради которых я выхожу на сцену. Не я опускаюсь до них. Я считаю за честь выступить в том городе, откуда человек не может приехать в Москву на мой концерт. А я хочу, чтобы он знал, что я сейчас делаю, о чём пою. А не то, что он видит по телевизору, — два прихлопа, три притопа. Подольск, Владивосток, Урюпинск, какой-нибудь Титьковград — пожалуйста. Если там есть где воткнуть аппаратуру, я приеду туда.

— А если нет нормальной гостиницы и условий для проживания, соответствующих вашему статусу?

— У нас всегда вагон есть. Главное — раз уж я потихоньку закругляю свой творческий путь, то хочу, чтобы знали правду обо мне. Поэтому я в любой город могу приехать.

— Когда уже наконец выйдет ваш новый альбом со свежими песнями?

— В этом нет никакого смысла. Выступишь один раз по телевизору, как в Юрмале, с новыми песнями, и пираты тут же распространяют их. Пока есть пираты, нет смысла выпускать альбомы. Сегодня на этом не заработаешь. Хотя кое-что я, наверно, выпущу, чтобы подытожить.

О том, почему примадонна не брезгует выступать на свадьбах, об отношениях с С. Зверевым и М. Галкиным и о собственном здоровье читайте в следующем номере.

Владимир Полупанов, aif.ru